В пространстве Сысоева

Вячеслав Сысоев рисует то, что его окружает. Сколь бы фантастично, ужасно, убого или смехотворно это окружающее ни было, оно узнаваемо нами. Потому что как же не узнать свое, как не почувствовать то, что болит.
Впрочем, сегодня, удаляясь от нечленораздельной тяжести "застольных" времен и неустойчивых лет первой половины 80-х годов, можно было бы посмотреть на рисунки Сысоева отстраненно. Мол, было это ужасное и убогое, было и прошло, отболело, и мы теперь представляем собой то самое человечество, которое смеясь, расстается со своим прошлым. Отчасти все это так и есть. Но только отчасти.

Сысоев - не юморист, не легкий и веселый рисовальщик-виртуоз эстрадного толка, на каждую изошутку которого благодарно отзываются жаждущие веселья зрители. То, что профессионально и по-человечески последовательно делает этот художник, является одним из самых трудных и, увы, малознакомых нам жанров изобразительного искусства. ГРАФИЧЕСКАЯ САТИРА - это то, что обращено острием в сегодняшний день и в нас самих. Мы же были приучены долгие годы к такой специфической "сатире", которая топорщилась своими крокодильскими и газетными остриями исключительно вовне.

Беспощадность сатиры Сысоева двуединого свойства. Во-первых, для нее нет запретных тем. По содержанию художник давно и, думается, навсегда все себе разрешил. Глядя на его рисунки, как-то даже неприлично поминать такую деликатную проблему, как "внутренняя цензура". Что же касается графической пластики и формы вообще, то она у него также соответственно "содержательна" и каждый раз избыточна или минимальна в зависимости от количества шокирующей информации, которую он обрушивает на наши терпеливые головы. Например, сверхизобилие колбас-заключенных всех сортов и форм, томящихся в тюремном подвале, куда вошли с проверкой колбасы-начальники. Как это подать на листе? Каким изящнейшим образом нарисовать и раскрасить, чтобы мы почувствовали волнующий аромат вожделенного лиловато-розоватого продукта? Наш верный натуре художник-реалист дает изобилие через изобилие. Форма становится текучей и аморфной. Колбасообразные объемы оживают, как в дурном сне, и становятся незабываемой изобразительной метафорой - кошмаром. Такой же дремучей сюрреальностью веет от сысоевского рисунка густобрового главы государства, на широкой груди которого теснятся награды (в полном смысле этого слова) позорного достоинства.

Не редкость у Сысоева и прозрачный легкий рисунок. Только вот беда, даже будучи таковым, он не выражает ничего отрадного или просто приятного. Как точно, например, и как бы с птичьего полета увидена им густая человеческая толпа, рвущаяся в момент открытия какого-нибудь окраинного "универсама" к "продтоварам". Самый раз пора ссуде дать, глядя на такой рисунок, о "соотношении белого и черного", об "экспрессии штриховой массы", "диагональной композиции" и прочих вещах, приятных во всех отношениях. Увы, даже праздничную игровую стихию русского лубка Сысоев также умудряется нагрузить тяжкими современными проблемами. Он буквально втягивает зрителя в сложные занимательные лабиринты своего сюжетного рисования, насыщенного к тому же, как и полагается лубку, текстами и различными знаками.
Раздраженные искусством Сысоева коллеги или особенно чувствительные зрители-профессионалы склонны иногда порассуждать о болезненной бредовости его мира, о подавляющей мрачности и патологичности. Учтем и мы эти многолетние ценные наблюдения. Не забудем только одной существенной малости - мрачность, патология, бредовость рисунков Сысоева не являются самоценными и эстетскими. Они - повторю это еще и еще раз - отражение мира, в котором долгие годы жил художник, и несут в себе очень много сугубо отечественных запахов, значительную часть которых описал, например, в стихотворении "Вступление" молодой поэт Тимур Кибиров:

Чуешь, чуешь, чем пахнет? - Я чую!
Чую, Господи, нос не зажму -
"Беломором", Сучаном, Билюем,
Домом отдыха в синем Крыму!
Пахнет, Боже, сосновой смолою",
Ближним боем да раной гнилой!
Колбасой, колбасой, колбасою!
Колбасой, все равно - колбасой!

Приложимо ли к этим запахам академическое искусствознание? Может ли критик современного изобразительного искусства объять поток сысоевского рисования своим упорядоченным аптечным словом? Может быть, отстранившись, то есть выпав из этого бесконечного "сюра", и можно что-то назвать и закрепить в системе точных научных терминов. Я же чувствую себя находящимся внутри пространства Сысоева.

Вильям Мейланд